Современная отечественная апологетика плановой системы выглядит не лучше критиканства. Она отчетливо делится на две части. На формационную и на цивилизационную. Формационная в методологии доказательств не выходит за пределы марксизма образца XIX века, не выдерживая никакой критики со стороны современных знаний об обществе. Цивилизационная апологетика справедливо указывает на принципиальные культурные различия нашей и западной цивилизации (например, [96, с. 399–439]). Но, не имея концептуальной реконструкции плановой системы управления, не фиксируя культурно-цен­ностных различий незападных цивилизаций, невозможно определить даже проблемные зоны функционирования плановой экономики в СССР [96, с. 439–464]. А причины ее демонтажа выглядят вообще как бред идиотов [1] или сатанинского заговора [97, с. 308–724].

В рамках настоящего исследования видно, что имелось явное фундаментальное противоречие плановой системы, скроенной западными марксистами как зеркальное отрицание западной модели рыночной экономики, и культурных констант российской цивилизации. Так, например, наличие неформальных сетевых связей хозяйствующих субъектов (культурный фактор) необходимо было компенсировать гипертрофированной централизацией управления и отказом от консенсуальных методов принятия решений. В этом противоречии – системная причина и сталинских репрессий, и отказ от естественного для иерархической модели максимального делегирования полномочий на нижестоящие уровни управления: в обществе с культурой сетевой координации делегирование полномочий неизбежно деинтегрирует иерархическую систему управления. Отказ от консенсуального принятия решений привел к тому, что любой хотя бы сумасбродно мыслящий недегенерат ощущал себя диссидентом [2] (напомню, по-русски диссидент – еретик, т. е. лицо, отвергнувшее общепринятые ценности). А в итоге носителей этих ценностей не осталось даже в политбюро!